Поиск по сайту, введите название попугая
Жёлтый попугай
У Насти не было попугая. И никакой другой птицы тоже не было. А иметь ее Насте очень хотелось.
Настя росла ранимым ребенком, и главное – одиноким. Беда была в том, что девочка часто болела. Количество ее пропусков по отношению к посещаемости сводились к простой арифметике: фифти-фифти. Одноклассники так привыкли к периодичности Настиных присутствий-отсутствий, что стали относиться к этому явлению так же равнодушно, как к фазам луны, например. А Насте хотелось с кем-нибудь поговорит! Но кто же будет разговаривать с луной?
Еще, почти как у всех детей на свете, у Насти была мама. Только не такая,
как у всех, а гораздо красивее. Она работала в театре – настоящей артисткой.
Играла на арфе и имела чудное имя - Динара. Мама обожала облачаться в черное,
носила на тонком запястье старинный серебряный браслет, в багряный цвет
красила губы и курила длинные дамские сигареты. Насте мамочка казалась настоящей
царицей, восхитительной и недоступной. Порою Насте очень хотелось с ней
поболтать, но кто же болтает с царицами? Но однажды девочка решилась на
важный разговор. Когда в замочной скважине раздался полночный скрежет ключа,
Настя с храбростью в сердце обрушила на вошедшую мать свое желание: «Мама,
купи мне попугая, желтого!» «Это не лучшая идея, милочка, - устало выдохнула
арфистка, - за птицей нужен уход. Поухаживай лучше за мной, приготовь-ка
мне чаю, травяного, пожалуй». Настя знала, что при маме плакать нельзя,
но слезы ее предали. «Анастасия! – разгневалась царица. – Скажи на милость,
что ты собираешься с ним делать?» «Разговаривать!» - жарко выпалила Настя.
«Господи, какой вздор, - попугаи глупы и все подряд хамы. Умоляю, не надо
истерик, ты знаешь, я не выношу твоих рыданий».
И все-таки чудо свершилось: однажды мама сошла с трона, и у Насти появилась
птица густого ярко-лимонного цвета по имени Сальвадор!
А следующим воскресным утром, когда дочка еще спала, Диана проснулась озадаченная. В доме стояла тишина, казавшаяся женщине странной. Сальвадор не прыгал по клетке, как оголтелый, не издавал грубых звуков, не топтался в поилке, в общем, не делал ничего того, что положено делать обычному попугаю (по крайней мере, так казалось Диане). Сальвадор сидел угрюмый, молчаливый и нахохлившийся, в дополнении ко всему у него выпало перышко – и эта деталь придавала его виду особенную трогательность. «С попугаем что-то не так», - решила Диана, садясь в кресло напротив клетки, и стала вспоминать о попугаях, когда-либо встречавшихся в ее жизни. Но волна памяти прибила ее лишь к двум далеким эпизодам из детства, причем телевизионно-художественным. Сперва круглолицая Красная Шапочка запрыгала вдруг по горам, по долам с задорной песенкой о загадочной Африке – «…а-а-а, и зеленый попугай». Потом другой алчный попугай сидел на плече одноного пирата и настырно орал: «Пиастры! Пиастры» Вот, пожалуй, и все. Однако и этого было достаточно чтобы понять: Сальвадор, не такой. Он особенный, смотрит в окно на усталый серый дождик и размышляет, небось, о превратностях птичьей жизни, одним словом – философ.
«У меня дома живет попугай, желтый. Его зовут Сальвадор. Хочешь, покажу?»
- сказала однажды Настя новенькой девочке, пришедшей в ее класс. Так у Насти
появилась подруга. Что касается попугая, то он через какое-то время освоился
и научился манерно, нараспев произносить «Диа-а-на». Верно найденным маневром
он проливал бальзам на душу богемной хозяйки, вызывая тем самым ее благодушное
к себе расположение и даже любовь.
Настины болезни вскоре пошли на убыль, и жизнь потекла размеренным верным
ходом.